Так же как замена слова цвет на новое слово колер в языке поменяет предложение "Небо красного цвета" на "Небо красного колера" во всех предложениях!
В том-то и цимес, что словообразование не подчиняется этому правилу. Причём Вы почти описали почему:
если произошла деривация в новое слов
Словообразование это и есть деривация в новое слово!
Сестричка это не сестра + чка. Это просто новое слово. И как новое слово оно существует совершенно самостоятельно.
Поэтому и нельзя говорить о флективности или агглютинативности за пределами чисто морфологического словоизменения.
...то есть из одного стало два с разным несводимым значением (например, просто сестра - перешло в старшая сестра, сестричка в младшая сестра).
А синонимию в агглютинативных языках Вы запрещаете?
Почему там не может быть, условною, говоря близких синонимов типа "цвет", "колер", "оттенок"? И почему они не могут работать деривационными структурами параллельно?
Опять же - всегда есть диалекты и слияние различных по происхождению форм. Например, в немецком конкурируют две серии уменьшительных суффиксов: ke/chen и le/el/l/lein исторически восходящие к различным диалектным ареалам. Почему такого не может возникнуть в агглютинативном языке?
Сколь бы агглютинативным не был язык - это не механическая система.
Всегда останется только один
Ну это только у Горцев
Агглютинативный язык запрещающий
любые многозначности это абсолютный "сферический конь в вакууме" - не бывает такого в природе.
Но из вашего пояснения я вижу что вы включаете во флективность фуззию. Однако есть флективные нефуззионные языки, и агглютинативные с фузией.
У нас с Вами глубокое взаимное терминологическое непонимание... Фузия и флективность в моём понимании две грани одной вещи. Агглютинативный язык с фузией это уже флективный язык. Немного, но флективный. Флективный же нефузионный язык это разве что классический арабский. Модель совершенно уникальная и за пределами семитской группы в общем практически неизвестная.
И да - языки типа классических индоевропейских я склонен считать во многом переходными формами. То есть "каноническая флективность" это не самостоятельная категория, а скорее случайное временное состояние, сложившееся в процессе серьёзных структурных изменений. Которая медленно или нет, но будет приобретать всё большую регулярность и системность. Что мы, в общем, в индоевропейских языках и видим.
Непредсказуемая и нерегулярная структура языка неудобна и стремится регуляризоваться и упорядочиваться.
Что-то подобное в русском происходит в глаголах - славянская глагольная система распалась, а новая ещё не сформирована окончательно. В итоге имеем то, о чём две страницы спорили - кучу нерегулярных моделей не то лексического, не то уже частично морфологического характера.
Но это не вечное состояние. Рано или поздно оно сведётся к некоей регулярности.
Непредсказуемые нерегулярности во флективных языках именно происходят, естественно, по органическим причинам, обратным агглютинативности.
Если мы посмотрим на развитие флективных языков то мы довольно стабильно видим там обратный процесс - выпадение исключений и нерегулярностей и выравнивания по аналогиям.
Накопление же исключений практически всегда может быть объяснено фонетическими перестройками, либо втягиванием по аналогии.
Объективно выгода стратегии флективности - более короткие слова, что удобнее в фонетике с силовыми ударениями, и не требует специальных методов фонетической "спайки" агглютинированного конструкта - того же сингармонизма.
Но это достигается кумулятивностью - способностью морфемы нести несколько значений одновременно.
А вот всевозможные исключения и нерегулярности (которые, кстати, есть в любом языке, даже в эсперанто) это всё же скорее побочные эффекты, которые для языка в общем балластны, ибо усложняют систему без какой-либо практической пользы.