В начале 50-х годов экспедиция Института экспериментальной морфологии АН Грузинской ССР произвела антропологические измерения 200 осетин в горах Орджоникидзевского (ныне Пригородный) и Ирафского районов Северной Осетии и 100 человек южных осетин. Кроме того, М.Г. Абдушелишвили (1955 г.) измерил 165 черепов из могильников селений Кобан и Даргавс. В результате грузинские антропологи обнаружили сходство осетин с горными этнографическими группами грузин и выделили в составе населения Северного Кавказа кавкасионский тип /60, т.5/, по выражению Г.Ф. Дебеца, «самый кавказский из кавказских типов» /61, т.33/. К нему были отнесены также балкарцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, восточные кабардинцы и аваро-андоцезскне группы Дагестана.
Однако уже в 1974 г. А.Г. Гаджиев, критически отнесшись к методике своих предшественников, вынужден был признать, что генезис кавкасионского типа, локальные варианты в его составе являются предметами дискуссионными и нередко получают весьма противоречивое, а иногда и предвзятое толкование в исследованиях /62, вып.46/. Н.Н. Цветкова также полагает, что в виду малочисленности выборок в антропологии кавкасионского типа гораздо больше поставленных, чем разрешенных вопросов /63, с.70-71/.
Допустим, эти оценки специалистов 70-80-х годов в 60-е годы еще не были известны Е.И Крупнову и его сторонникам. Но им должно было быть хорошо известно исследование К.Х. Беслекоевой, опубликованное в 1957 г. в «Известиях Северо-Осетинского научно-исследовательского института» /64, с.206-212/. Материалом для ее работы послужили 119 осетинских черепов из могильников горных селений всех ущелий Северной Осетии. Причем для сравнения были привлечены черепа из ингушских могильников ущелья Армхи (все XVII-XVIII вв.) и черепа XI-XII вв. из аланского Змейского могильника. К.Х. Беслекоева смогла показать, что сходство осетинских черепов с аланскими гораздо больше, чем сходство с аланскими черепами ингушских черепов /64, с.211/, что было зафиксировано в специальной таблице /64, с.210/. Одновременно было установлено, что по высотному диаметру аланские черепа, как более высокие, отличаются как от осетинских, так и от ингушских. В этой связи напомним, и это также отмечала К.Х. Беслекоева, что отечественными и зарубежными антропологами было давно установлено, что известный процесс брахикефализации (за счет увеличения поперечного диаметра и уменьшения продольного или, по другому, высотного) шел неравномерно. У осетин за последние 200 лет продольный диаметр остался неизменным (т.е. «аланским»), а поперечный сильно увеличился. Черепа же из Гизельдонского и Дигорского ущелий из склепов до XVII в. практически не отличаются от аланских. В.В. Бунак (1947-1953 гг.) опубликовал антропологическую характеристику осетин, основанную на исследованиях 825 живых и 212 черепов. Автор отнес осетин к особому, выделенному им, притерскому антропологическому варианту. Причем он предложил интересное объяснение увеличения головного показателя, начиная с XVIII в. В.В. Бунак полагал, что это связано с резким изменением хозяйственного и бытового уклада горского населения с их переселением на равнину /64, с.211/. Кажется, в наши дни эта точка зрения получает подтверждение. Руководитель группы исследователей — генетиков из Института Общей генетики им. И.И. Вавилова РАН К.Б. Булаева в течение 19 лет занимается генетикой малых народов Северного Кавказа. Ее исследования среди переселенцев на равнину из высокогорных районов Дагестана установили серьезные изменения генетической и морфологической структуры у этих людей. К.Б. Булаева полагает, что причина кроется в специфике генофонда народов Кавказа, исторически сложившегося в ходе длительной эволюции и строгой адаптации, как правило, к высокогорным и горным условиям. Имевшие при этом место географическая, этническая, религиозная и, как следствие, брачная изоляция, способствовали созданию генетической структуры народов Дагестана, весьма чувствительной к изменениям экологических факторов. С известными поправками все сказанное можно отнести и к осетинам /65, с.12/.