Не могу сдержаться и не привести отрывки, рассказывающие о досуге горожан. В Весьегонске тогда жило около 3 000 человек. Это описание времяпровождения ни какой-то золотой молодежи, а обычных мещан. Ну если кто представляет быт советских и постсоветских провинциальных городков, тому есть с чем сравнивать МАСЛЕНИЦА
В старину на Масленой неделе в деревнях обязательно варили домашнее пиво, сразу вёдер по семь. Празднование начиналось, собственно, с пятницы. В четверг мыли избы, стлали солому — завтра ждали гостей и родственников из соседних сёл.
Бывало, мы, реалисты, гимназисты и техники, приезжали на эти три дня из Череповца, но в понедельник обязательно были в классе. Когда ехали в воскресенье ночью по деревням, то везде слышались пение, пляска, горели за околицей костры (жгли Масленицу). Один костёр полыхает выше другого! Это гордость устроителей. Но для этого молодёжь целую неделю, впрягшись в дровни, ездила по селу, а у нас — по городу и собирала дрова, дырявые баклажки, кадушки, корзины, тряпки, шапки, всякую ветошь, всякое заразное гнойное бельё, валенки, опорки, решёта, ломаные лопаты. Аршин в десять выложат клетку из дров, наверху чучело Масленицы: в валенках, в синих штанах и фигуристой кофте. На шее бант, на голове лукошко, в руке кочерга, в другой решето и блины. В дрова воткнуты: лопаты, мутовки, на них висят платки, штаны, жилеты, башмаки без подошв — всё, что не нужно в домашнем хозяйстве. Здесь всё зависит от таланта устроителей. В воскресенье, чуть сумерки, весь народ спешит туда, за село. Всем интересно посмотреть. Девицы и парни хороводом идут, а ребятишки визжат!.. Загорелось внизу, а пламя-то выше и выше… до блинов добралось! Шапка и усы льняные горят! Ур-ра, гори ясно,
пока не погасло! Шире, выше бери! Крики кругом. А пламя рвётся, бушует, гудит… пока не грохнется Масленица и не посыплются золотые искры! Снег вокруг весь исхожен, быстро темнеет, все идут по домам.
Последние три дня Масленой каждый обыватель считал своим приятным долгом поесть вволю блинов у себя дома и у знакомых. Никакие доводы не остановят вас, чтобы не зайти к знакомым и не поддержать там настроение хозяйки и узнать: как удачно взошло, поднялось тесто, не прокисло ли?.. Каков идёт спрос от стола в кухню и обратно. Вы не обездолите хозяев десятком-другим съеденных блинов. Вы только окажете великую честь семье! Но не засиживайтесь долго, ибо уже поданы лошади, стелют ковры, гремят бубенцы, зовёт колокольчик под дугой.
Мы не американцы — нам не золото и время дорого, а дороги гордость и честь! (
) Вся улица кланяется, а вы, как пень, сидите в санях
с дражайшей супругой и обложены детками. Десять раз по Ярославской вперёд и столько же назад (три рубля в час). Тут не мешкай, трогай и бери сразу же в обгон! Держи вправо! Здесь едет
больше 120 запряжек: тройкой, парой, одиночкой, взад и вперёд своей стороной из конца в конец. На катанье заняты были все ямщики и лошади: с почты, с земской станции, до выгреба обывательские (что держали по две-три пары лошадей для перевозки пассажиров из Весьегонска до Череповца, Тихвина, Белозерска, особенно во время Крещенской ярмарки). На
улице, конечно, были и купеческие семейства со своими лошадьми. Призовые заводские рысаки были на особом счету. Они шли под малиновой или голубой сеткой с кистями, санки, словно пёрышки. Далеко закидывает колено рысак, раздуты ноздри, правит сам хозяин, натянуты вожжи. Такому рысаку пустяк пробежать десять кварталов, соревнования шли только за городом.
Большая Ярославская в этот день превращалась в какое-то столпотворение, переселение народов: из щелей выползали под открытое небо закоренелые домоседы и приветствовали знакомых. Говор публики, визг детей, бубенчики, шарунчики, поддужные колокольчики, скрип саней, храп пристяжных, что шли на трензелях, свист ямщиков и тёмная каша под ногами вместо белого снега. А по тротуарам: куньи, беличьи и лисьи меха, дорогие ферязи и шёлковые платки, бобровые шапки, хорьковые лацканы на пальто.
Около 1886 года, на Масленую, я, реалист из Череповца, привёз в Весьегонск проект катка. Уже в пятницу с утра при участии сотоварищей и сторожей был расчищен лёд на реке у Перевоза, к вечеру были привезены ёлочки. В субботу зажгли фонарики. Евгений Москвин, П.М. Земс, А. Малиновский, Н.Н. Голованов и другие работали, не покладая рук. Н.Н. Голованов сделал прозрачный полуторааршинный транспарант, освещавшийся внутри лампами. На одной стороне — тройка медведей в розвальнях везёт масленицу. Красавица стоит посреди саней в ферязи, душегрейке и кокошнике, украшенном драгоценными камнями. В одной руке сковородник, сковорода и блины, в другой — вожжи (красные ленты). У медведей огонь из ноздрей.
Тысячи горожан пришли на каток полюбоваться иллюминацией. Лёд трещал на реке. Но мы, человек пятнадцать, катались с барышнями, не думая об опасности. Исправник А.А. Калмыков вывесил объявление-предупреждение: «По случаю тонкости льда не собираться группами!» Однако в сумерки народу на катке собралось больше, чем в Крещенье на Иордани. Вот это было развлечение!
ГОРКИ
В Весьег онске исстари устраивались ледяные горы.Обычно в возведении их соревновалась городская молодёжь и молодые горожане Выселок с Селищем, Залужья с Троицкой слободой, а позднее и с Соколовой горы. Строить горы начинали ещё со Святок и Крещенья. В этом деле
принимало участие всё население данного района. Вмораживали 12—15-аршинные брёвна, делали скат, площадку, лестницу. Ширина гор делалась до двух саженей, скат покрывали слоем снега, расчищали раскат длиной саженей во сто, поливали ежедневно водой. Её возили в бочках с реки все лошади района (мещанские, купеческие, лошади с конных станций). Поливали до тех пор, пока не получался лёд, как полированное стекло. Борта густо уставляли ёлками. Вверху тоже были ёлки и флаги, расходы делились между заводилами. Здесь участвовали парни и молодые мещане от 18 до 45 лет, девицы-невесты от 18 до 22 лет и молодые женщины, особенно бездетные и малосемейные.
Катались с этих гор в основном на липовых лубках, которыми подстилались сани, а также на подмороженных мешках, брезентах, лукошках, решётах, железных противнях, сковородках, редко на санках. Причём всякий изобретал свой способ покататься, подурить, похохотать… Летели
вниз то вповалку, то головой вперёд, то за ноги один другого и на собственных полушариях. То-то было весёлого смеху!
В праздничные дни зажигали фонарики. Никакой платы за катание не полагалось, напротив, гостями гордились!...
ДРУГИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Старожилы города рассказывают, что ещё ранее 1860 года любители драматического искусства играли разные комедии в помещении тогдашних соляных лабазов. Самыми старинными увеселениями в городе в 1840—50-е годы были мещанские вечеринки под песни. Танцевали во кружки с платочком, как «плыла лебедь», как «во лужках гуляла», как «мужей и женихов заставляли любить», «хуторок» и т. д. Освещались вечеринки сальными свечами. Иногда кавалеры ходили на вечеринки в соседнюю Устюжну, а утром приходили домой, пройдя туда и обратно сотню вёрст. Как говорится, для милого дружка семь вёрст не околица. Такие вечеринки продолжались до 70-х годов.
На Крещенскую ярмарку приезжало иногда до трёх балаганов акробатов, которые две недели ярмарки на 25-градусном морозе давали представления: днём для простого люда (билет от 5 до 20 копеек), вечером цена билетов увеличивалась до 10—70 копеек. Первое отделение акробаты в трико работали на ковре, второе — фокусы. Днём играл «Петрушка» — кукольное представление «Как цыган купил лошадь без хвоста». За прослушивание пьесы — сбор с шапкой: бросали семитки, копейки, бублики…
На святках как-то приезжали специальные артисты, показывали живые картины. Помню, натягивали синий купол неба, в облаках сидели красивые дети-ангелы, между прочим, и наша мещанка Анна Царёва была на облаках. Показывали ещё картинки. Но случались в городе и другие картины. По рассказам моей матери, один из весьегонских чернокнижников Титушков, живший на Кузнецкой улице, возвратясь из Санкт-Петербурга, в 1860-е годы сделал крылья из пузырей. Наполнил пузыри каким-то вонючим светильным газом. Крылья подвязал под грудь и подмышки. Перед этим будто наварил пива, угощал собравшийся народ, прощался. Многие плакали, другие посылали поклоны умершим родителям, детям. Титушков с привязанными крыльями взошёл на свои высокие ворота, покрытые крышей на два ската. Дом его в три окна был двухэтажный. Последний раз раскланялся Титушков перед собравшимся народом, сняв чёрный картуз, и захлопал крыльями… Толпа оцепенела… А новоявленный Икар повалился на землю и сломал ногу. Полёт не состоялся.
В начале 1879-х годов местом летних общественных гуляний был сад Фёдора Ильича Максимова (угол Ярославской и Соколовогорской улиц). Максимов был мелким землевладельцем Весьегонского уезда из села Макарова, севастопольский герой, офицер с Георгием и простреленной рукой. Был недолго он последним весьегонским городничим.
Максимовский сад стал центром общественной жизни города. Максимов устроил в саду пруд с лебедями и фонариками, гимнастику для молодёжи. В берлоге сидела на цепи медведица, умывалась и кланялась публике. По дорожкам содержались волки, рыси, журавли, орёл, кролики, попугаи, филины, обезьяна. Городские ученики приходили сюда на экскурсии. В пруду ловили карасей. В липовой
аллее играли в мяч, в кегли. Здесь же пел любительский Троицкий хор — все песни исключительно нотные. На открытой эстраде танцевали. В закрытом вокзале играли в стуколку, ералаш, преферанс и др. Устраивались здесь и любительские спектакли. В саду на эстраде играла музыка
портного А.М. Сабанеева, состоящая из двух скрипок, виолончели, флейты и бубна. Сад был иллюминирован. Вход стоил 40 копеек.
Максимов много сделал доброго и для города, и для уезда. При нём в уезде работало 37 земских школ, а после него осталось только пятнадцать.
В 1876 году Василий Васильевич Голованов, городской Голова, построил в своём саду на Мологе (около Исаева ручья) из старых городских рядов бревенчатый амбар-театр со сценой, деревянными полами, туалетами. Здесь начали играть (и очень прилично) комедии: «Тяжёлые дни», «Грех да беда на кого не живёт», «Не в свои сани не садись», «Лес». «Доходное место» Островского, а также «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина, «Женитьба» Гоголя и разные фарсы и водевили. Играли лета три... В этих же годах неоднократно приезжали маленькие труппы артистов, один раз малороссийские. Ставили «Майская ночь или утопленница». На сцене, я помню, как в натуре, качались качели, ловили живую рыбу. Это особенно интересовало публику. Но далёкие расстояния до театра, обильные туманы на реке, росы в саду, пустынный
берег не привлекали в дальнейшем публику.
В 1879 году купец Андрей Иванович Исаков купил у Максимова дом в саду. Зверей из сада убрал, но построил в саду первый дощатый летний театр
на 500—700 мест, со сценой, уборными для артистов, буфетом. Играли в этом театре лет десять. Душой любительских спектаклей были: секретарь суда Н.И. Уваров, казначей Крылов, Зубовы, Сиверцевы, Е.Г. Обруцкая, М.Ф. Дрызлова, Я.Г. Немилостивый, О. Лебедева, учителя — Куруханов, Малинин, Румянцев и учительницы земских школ. Играли прилично. После спектакля — танцы до утра.
....Гулянья в лес и по реке издавна практиковались в Весьегонске, — чаёк в лесу, но и большие общественные выезды в лес устраивались в середине 70-х годов и в начале 80-х. Тогда все чиновники или, как говорили, «затхлый мундир» проветривались летом на свежем воздухе с чадами и домочадцами. Одни шли в лес пешком, другие запрягали своих коней или нанимали пары-тройки с колокольчиком на почто-земской или на частно-обывательской станциях и выезжали в лес за 7—15 вёрст, числом до 20—30 семей. Отправлялась в лес и приехавшая на лето учащаяся молодёжь, охотники с ружьями, удочками, охотничьими собаками, с фонариками, музыкой, хором, флагами, коврами.
Везли с собой провизию: толстые пироги, ватрушки, большие куски жареной баранины, телятины, дичи, рыбы и разные нектары своих садов и монопольных кабаков. Гуляли с утра и до утра. Жарили свежую дичь, рыбу, грибы. Молодёжь плясала, играла в разбежки, в «кота и мышку». Старики на коврах играли в ералаш, преферанс. Всю ночь поддерживали костры, по десять раз купались в реке,
гонялись за медведями (
).
Если гулянье намечалось по реке, то связывались две плоскодонные широкие лодки-сомины, обставляли ёлочками, увешивали фонариками и в сопровождении десятков лодочек плыли вниз по Мологе в Оттоку, в Беняково, за Глинское. На одной сомине — музыка и танцы, на другой — буфет и карты. ...
....
Одним словом, получали мало, а жили весело.