А что за "условные балты" могут быть в тех местах помимо фатьяновцев? Я к своему стыду другие варианты западных пришельцев туда до периода славянской экспансии пока что не припомню.
Я наверно первый заметил, что при наличии большого процента R1a у эрзян полностью отсутствует славянский маркер в виде гг I2a. Поэтому славяне на роль тех кто принес R1a-Z280 эрзянам (вернее их предкам) не подходят, исходя из формулы "где были славяне там есть I2a".
А вот балты вполне могут претендовать на эту роль, поскольку:
1. Одни из предков эрзян это рязано-окцы, а в формировании КРОМ участвовала мощинская культура (голядь).
2. У эрзян и мокшан в языке есть явные балтские заимствования:
гром - эрз. «пурьгине», литов. «перкунас», рус. «перун»;
двор, стойло – эрз. «кардаз», литов. «гардас»;
нож – эрз. «пеель», литов. «пейлис»;
просо – эрз. «суро», мокш. «сура», литов. «сура»;
лист – эрз., мокш. «лопа», латыш. «лапа», латгальск. «лопа»;
всё – эрз. «весе», прусск. «весса»;
выделанная кожа – эрз. «кшна» - ремень мокш. «шна»- литов «шикшна»;
пахарь – эрз. «сокиця», латышск – «сакас», «сака» - плуг;
обманывать – «манчемс», латыш. «манит»;
река – эрз. «лей», мокш «ляй» - латыш «лея» - речная долина;
рубить – эрз. «керямс», литов. «кирсти»
поросенок - эрз. «пурцоз» - мокш. «пурхцо», лит. «paršiukas?»
кашель – эрз., мокш. «козома», литов. «козулус»;
белый - эрз. «аша», мокш. «акша», лит. «aikšus» (светлый)
соты - эрз. «керязт», лит. «korýs»
Вот что пишет Напольских:
Формирование комплекса средне-, северно- и восточноевропейских культур со шнуровой керамикой происходило в центральной Европе в середине – второй половине III тыс. до н.э. в ходе сложных процессов “сплавления” разнокультурных групп, основными силами которого были степные коневодческие племена древнеямной культурно-исторической общности и среднеевропейские скотоводы и земледельцы, носители культуры воронковидных кубков [Мерперт 1976]. Если вести речь об этно-языковой атрибуции “шнуровых” культур, то, вероятно, речь может идти о каких-то “центральноевропейских” диалектах (протобалто-славянских, прото-германских, с включением, возможно, протоиллирийских, протоалбанских и некоторых других групп – см., например, [Dolukhanov 1986:9]). Весьма небольшое количество выявленных на сегодня балтских заимствований в волжских финно-угорских языках (см. выше) никак не укладывается в гипотезу о балтоязычности носителей фатьяновской и балановской культур, а следовательно – не соответствует гипотезе Х.Моора о “шнуровом” происхождении балтизмов в прифалтийско-финских языках. Смею высказать предположение о том, что намеченное рядом авторов [Viitso 1992; Napolskikh 1995; Ritter 1993] направление поисков в западных финно-угорских языках слов, происходящих из языков более широкой и древней общности (прото(германо-)балто-славянской) не лишено перспективы.
Итак, проблема происхождения балтских заимствований в западных финно-угорских языках требует дальнейшей разработки. Поэтому достаточно преждевременной представляется попытка М.Корхонена удревнить общепринятые датировки распада финно-пермской, финно-волжской и т.д. праязыковых общностей, опираясь, в частности, на данные о балтских заимствованиях и на гипотезу об их происхождении из языка создателей прибалтийской культуры шнуровой керамики и боевых топоров (симптоматично, что при этом фатьяновская и балановская культуры им, опять-таки, во внимание не принимались) [Korhonen 1976].